Последний довод побежденных - Страница 60

— Да я не стыжу тебя, Бон, чего стыдить-то… понял я все. Снимаю вопросы.

Вот так. Так и надо, рот свой закрой, потому что ни хера ты не понимаешь. Нахватался модненьких слов, понятий, интеллектуального мусора. А мне плевать на то, кто сейчас тут главный, понятно? Здесь порядок есть, здесь есть те, кто за все отвечает. И эти главные — белые, ясно? Пусть они трещат по-немецки и требуют повиновения беспрекословного, это значит, что Вермахт одержал победу. Это значит, что не будет никогда киосков с шаурмой, не будет черномазых тварей в правительстве, в Думе, во власти, на базарах, вообще нигде не будет. И цыган, и евреев. Наркоты не будет, бухалова не будет, всеобщей мразоты, в которую превратились русские люди, всего этого просто не случится. Все то, о чем шла речь изначально, о воссоединении белой расы безо всяких различий, все это будет на моих глазах. И плохого я в этом не вижу, Нельсон. Вот не вижу, хоть тресни, потому что это реально хорошо. Это лучше, чем черные рынки, это лучше, чем постоянно воюющий Кавказ, это лучше, чем независимость Татарии и Башкирии. Это лучше чем та оккупация, в режиме которой я взрослел и рос и с которой я боролся. Просто лучше, и все. Точка.

Нельсон

Лежать, ну или там чего-то еще, как-то нежиться в постели, мне не хотелось. Наверное, нервное напряжение давало о себе знать. И еще эти ссоры постоянные с Боном… Вернее, как ссоры… Мы просто не разговаривали. Вчера после обеда, как перекинулись парой слов, так и закрыли рты. И вонь эта. Да-да, вчерашняя. Вчера Бону и мне выдали одеколон, которым обязали надушиться. Товарищ мой с радостью это сделал, ну а вот я поостерегся. И правильно поступил, ибо сей парфюм душил меня на протяжении всей вчерашней второй половины дня.

А чем мы занимались, знаете? Смешно сказать — переписывали всякую ерунду. Такой вот весь из себя крутой герр лейтенант и мы, два оболтуса с ним, особое внимание уделяли домашней скотине. Переписывали коров, кур, коз, свиней, баранов, разводили их по разным графам. В общем, учетом занимались. Не зря же зачислили в фуражную команду, в конце-то концов.

Ну да ладно. Отношения к делу это имело мало. По крайней мере, к моему нынешнему состоянию. Я перевернулся в постели, посмотрел на сопящего Бона и вдруг понял, что мне совершенно не хочется находиться с ним в одной комнате. Вот хоть режь меня, хоть что, до рвотного рефлекса не хотелось. Может, для него это и работа, кур переписывать, да урожай какой-то, а меня не вставляет. Вообще ничего не вставляет — ни место это, ни время.

С Боном все понятно. Этот мир будто специально был создан для него — триумф белой расы и всякая подобная ерунда, которой можно начитаться на любом фашистском ресурсе. Сопротивление оккупации, отряды самообороны — то, что уже вышло за грань подросткового фанатизма и вовсю отдавало уголовщиной и экстремизмом. Бон не ограничивался одним лишь «хулиганизмом», выездами и забивонами. Методично претворяя в жизнь идеи white power, мой собрат по несчастью мутил гораздо более серьезные темы, устраивая акции, заканчивающиеся физическим уничтожением «зверья». Подобные персонажи являются для кого-то иконами в «движе», кому-то внушают страх, но, так или иначе, они известны всем, кто имеет более-менее серьезное отношение к «фирме».

Бон действительно попал «домой». Идеально вписался в действительность. Я же то, что окружало меня, отторгал и не собирался мириться с тем, что происходит вокруг.

Я откинул одеяло и спустил ноги на укрытый ковром пол. Номерок у нас был так себе, не чета, конечно, нашему начальнику. И ковер попроще, и койки вместо кроватей. Хотя — к черту это все. Обстановку. И запах, конечно.

Одевался я как-то бесцельно. В смысле, не понимал толком, для чего. Желание было одно — свалить из комнаты со спящим Боном, и его, желание это, я вовсю реализовывал. Носки, брюки, рубашку, ремень, ботинки. Чуть ли не в мгновение ока надел и, чего уж там, пулей вылетел за дверь. Спустился на этаж и вышел на улицу.

Вообще это я потом стал хоть что-то соображать. А изначально, кроме как свалить из дома, у меня и желаний никаких не было. Прошел мимо поста, представленного двумя, что ли, «хиви»… я, если честно, не обратил внимания. Просто вышел за территорию охраны и бездумно побрел по улицам.

Я оглянулся на «сельсовет-сельскую-управу-и-фиг-знает-что-еще». На флаг этот, повисший на флагштоке, на двоих постовых у выставленных в ряд машин. Поглядел по сторонам, на совершенно безлюдные улицы, и решил. Принципиально так решил, не сформировав толком точное желание. Только пафосно произнес про себя: «Хорош. Больше так нельзя». И, самоутверждаясь, повторил то же самое вслух. Негромко.

Зашел я в первый попавшийся дом. Серьезно — первый попавшийся. Только стукнул ногой по забору, перед калиткой, удостоверившись, что во дворе нету «злой собаки». Затем, покачав калитку, с усилием открыл, попутно без малейшего раскаяния выдрав засов. Ну как засов, маленький такой запорчик.

Наверное, я действительно был немного не в адеквате. Ну, по крайней мере, отчета своим действиям не давал, это точно. Захлопнул за собой калитку и прошел по вымощенной галькой дорожке к дому. Небольшой мазанке с дощатой верандой, застекленными окнами. Впрочем, так сказать, отчасти застекленными: из трех окон одно было закрыто какой-то деревяшкой. Я не стал топтаться на крыльце или вежливо стучаться. Просто шлепнул ботинками по дереву, стряхивая пыль, и дернул на себя ручку двери.

Веранда, по обычаю заваленная всяким хламом, меня интересовала мало. Я лишь огляделся и продолжил свое напористое путешествие, входя во внутренние комнаты. Толкнул в стороны занавески на двери и вошел непосредственно в помещение.