Занавес? Ни фига…
Он уже падал без сознания, бесформенным кулем, с подкосившимися ногами. Я же практически сразу прыгнул на него сверху, коленями на плавающие ребра. Хруст. Короткий, ласкающий мой слух. Ломано провалилось, просело подо мной тело, а я, используя дарованные моменты, несколько раз методично и быстро пробил кулаками в ненавистную рожу.
Большего мне сделать не дали. Просто схватили сзади, оттаскивая от противника, и тут же, повинуясь паническим крикам русского, чуть ли не волоком вынесли с территории двора.
Да уж, объяснений со зверьками на редкость выборочно гостеприимному хозяину дома теперь не миновать.
Расстреливать меня не повели. Напротив, подержав некоторое время за околицей, согласуясь с приказанием спешно подбежавшего бойца, отвели в один из домов поблизости, буквально через улицу. Как я понял, в авральном порядке, поскольку им пришлось выгонять из этого самого дома растерянное семейство.
Меня провели в центральную комнатку, как там, горница, светелка или — будем оперировать понятиями, более мне близкими — холл. Ну а дальше произошло то, с чего, наверное, надо было начинать общение со мной. Мне связали руки, по-хорошему так, крепенько, за спиной, и привязали к стулу. Естественно, ноги к ножкам. Урок был усвоен.
Жалел ли я о том, что сделал? Ни капельки. Когда есть выбор между «делать» и «не делать», я всегда выбираю первый вариант. Впрочем, оправданность моего поступка подтвердилась достаточно быстро. Мне пришлось провести на стуле под наблюдением двух вооруженных охранников не более получаса. Примерно через это время меня навестили. Двое мужчин. Один, давешний мой продавец, и с ним второй, немного моложе. Судя по нашивкам, в которых я не разобрался, но геральдика там какая-то присутствовала, и, главное, судя по погонам, в которых я с трудом, но опознал звания полковника и капитана, передо мной стояло начальство.
Охрана метнулась и принесла скамейку, на которую пришельцы и уселись. Один из них, условно полковник, достал портсигар, золотой или позолоченный, вынул сигарету и прикурил от массивной бензиновой зажигалки. Прищурившись, посмотрел на меня сквозь дым. Видимо, таким образом он создавал антураж. Оставалось еще закинуть ногу на ногу, и совершенно не лишним были бы белые перчатки или шляпа.
За хохмами я скрывал беспокойство. Не страх, а именно беспокойство. Выброс адреналина сходил на нет, и общая усталость, характеризующая откат после любой драки, вполне могла сыграть со мной плохую шутку. Наверняка сейчас мне предстояло хорошенько поработать мозгами.
— Где ты научился так драться? — наконец-то озвучил полковник.
— Войсковая разведка, — не стал я разочаровывать.
— Ты из будущего?
— Именно. Там и научился.
— Что еще умеешь? — спрашивал только полковник. Капитан совершенно не вмешивался, не фиксировал ответы. А что их фиксировать, все это уже было мной рассказано неоднократно.
— Если по военной части — умею все. Я говорил об этом. Ничего нового добавить не могу, в моих допросах все есть. Я хороший военный специалист, — постарался я максимально кратко и информативно донести до них свои мысли.
— Ахмед заплатит за тебя цену в пять раз. Выгодно. Или ты остаешься у меня. Какой вариант предпочитаешь?
Вот мы и подошли к сути. Хорошо, что не стали тянуть резину, запугивать. Это свидетельствовало об уме и дальновидности. А как раз вот эти качества не могли меня радовать. Впрочем, чего тут думать. К Ахмеду за цену в пять раз мне совсем не хотелось. По большому счету подобный вариант я держал в уме, когда ломал зверька. Все же на глазах, красиво, и я старался очень эффектно сработать. Это был один из шансов, и он выстрелил. Я заинтересовал собой этих военных.
— Второй. Только мне бы хотелось узнать, в чем тут дело. Можете смеяться, но я реально из будущего. Объясните, что здесь творится.
Командиры переглянулись, и один из них, определенный мной как полковник, встал с лавки.
— Хорошо. Задавай вопросы. Я скажу Ахмеду, что ты не продаешься… — Старший, сделав пару шагов, обернулся: — Ты знаешь их язык?
Я честно покачал головой:
— Только несколько фраз.
Что делать, если ты… мертв?
Если твою плоть разорвали пули и над ней тщательно поработал нож. Да тебя бы и мать родная не узнала в измазанном кровью и землей теле, торопливо брошенном в неглубокой балке.
Ты был упрям, когда это и в самом деле было нужно. Не произнес того, что хотели от тебя услышать, и последний удар в сердце был надежным и деловитым. Мстительным. Стая, которая напала на след тех, кого ты защищал, по твоей вине лишилась двоих участников. Ты хотел после этого милосердия к себе?
Нет, конечно…
Свиридов сидел на траве, по-турецки скрестив ноги. Сорвал несколько сочных, зеленых стеблей, сжал в кулак, чувствуя их податливую упругость кожей. Он чувствовал. Солнце, светящее в лицо, мягкую теплоту земли, свежее дуновение ветра, охлаждающее кожу. Муравья, бегущего по пальцам. Лейтенант поворачивал руку, и насекомое, перебирая ножками, проскочило на обшлаг рукава, промчалось по предплечью.
Свиридов опустил взгляд. И снова, как несколько секунд тому назад, посмотрел на свои ноги. Совершенно целые.
Не удивляясь уже, аккуратно провел кончиками пальцев по лицу, не обнаруживая запекшейся крови и открытых ран. Не чувствуя никакой боли. Будто бы все, произошедшее с ним, было одним длинным сном.
Лейтенант в унисон своим мыслям несогласно качнул головой. Плен и лагерь он бы с радостью посчитал привидевшимися. И время, проведенное им в составе Восточного батальона, с легкостью бы объявил горячечным кошмаром. Но только не последние два дня его жизни. Только не их.