Последний довод побежденных - Страница 46

За последние несколько дней на ее глазах гибли те, кого она бы хотела видеть живыми. С регулярностью, которая заставила ее усомниться в том, что на свете существует справедливость. Однако они все были столь упорны в достижении цели и так рьяно стремились к ней, что понесенные жертвы казались неминуемыми и оправданными.

И по-иному быть просто не могло, если целью, их всех, разведчиков, да и ее самой, являлась Победа. Если каждый из них хотел, чтобы немцы никогда больше вооруженными не переступали пороги их домов, не были хозяевами на их земле, нужно было сражаться. И умирать.

Настя смотрела на зажатую в руке гранату долго и сосредоточенно. Изучала выпуклые, квадратные ее составляющие. И думала о той силе, что заключена внутри, страшной, ужасной и вместе с тем справедливой. Доступной и для нее, совсем еще слабой девчонки.

Казалось, будто она настолько увлеклась своим занятием, что не заметила вышедших на поляну немцев. Не услышала их криков, приказаний, и не обратила внимания на то, как трое пехотинцев обступили ее, стоящую на коленях у погибшего. И один из них присел на корточки, дотрагиваясь до плеча девушки.

Тогда Настя подняла голову, посмотрела ему в глаза и разжала ладонь. Предохранительная скоба, тонко взвизгнув, отлетела в сторону.

До взрыва оставалось три с половиной секунды.

День тридцать седьмой

— Товарищ полковник? — Голос вырвал его из задумчивости. Человек кивнул и слегка усмехнулся. Это не его настоящее звание. Просто форма, и документы, предоставленные всего лишь на время.

Как мало в мире настоящего.

— Уведите. — Человек посмотрел на сидящего немецкого офицера и двоих конвоиров, застывших по бокам от немца. Сержанты, дождавшись повторения команды от капитана Савина, бывшего, если уж начистоту, их прямым командиром, подняли пленного и скрылись с ним за дверью.

Мужчина в форме полковника, дождавшись их ухода, обратился к капитану:

— Оставьте меня, пожалуйста. На десять минут.

Савин, точно знающий настоящее звание мнимого полковника, понятливо кивнул и вышел за дверь.

Теперь небольшая комнатушка на втором этаже была полностью в распоряжении мужчины. Первым делом он положил на стол тщательно оберегаемый ранее портфель, с которым не расставался, и тут же отошел к окну.

На улице хлестал ливень. Струи воды текли по стеклу, искажая восприятие, делая внешний мир размытым и нечетким.

Мужчина провел ладонью по раме. Наклонившись вперед, прислонился лбом к стеклу, будто бы пытаясь разглядеть что-то снаружи. Бестолковое, сказать откровенно, занятие. Мало того, что лило как из ведра, так еще и затуманенное от прикосновения горячей кожи стекло все равно не давало обзора.

Впрочем, если человек и хотел куда-то заглянуть, то явно не во двор. Скорее, его внутренний взор был направлен в прошлое.

Данила Маркин и Иван Копытин передали документы красноармейцам десять дней назад. Помимо записей о расположении и характере укреплений Лысой — чрезвычайно полезной информации, — ребята отдали и дневник Эриха Вайзена, который три дня тому назад получил в свое владение стоящий сейчас у окна мужчина.

Собственноручные записи убийцы позволили добавить еще несколько имен в схему. Вместе с тем судьба самого Вайзена, как и отряда разведчиков, не была выяснена до последнего момента. Лишь сейчас обер-офицер пехотного полка, участвовавшего в облаве на отряд Терехова с примкнувшими к нему солдатами РОА, пролил свет на трагедию.

Вздохнув, мужчина отошел от окна и сел за стол. Расстегнул портфель, извлекая из него папку, и раскрыл ее. Достал из кармана портфеля карандаш и придвинул к себе нарисованную им почти месяц назад схему. Пробежал ее глазами.

Приговор. Но черт его дери, почему для исполнения его должны были погибнуть двенадцать хороших парней и толком не пожившая еще девчонка?!

И Феникс… Две недели назад четко была установлена его судьба. Нелепая и глупая смерть под бомбами своих штурмовиков.

Мужчина считал, что ему повезло. Когда на него возложили функции по контролю за проведением операции, он был действительно счастлив. Несколько приказов, шифровок, депеш — и запущенный механизм не остановится, пока не сотрет в порошок всех до единого виновных. Всех, кто был определен в стан осужденных одним документом — таблицей, имеющейся в распоряжении человека.

Молох мести перемолол всех. И мстителей, и назначенную жертву.

Где ошибка? В чем упущение или неточность?

Аккуратно выводя буквы на схеме, ниже квадрата с именем и званием командира части, мужчина в форме полковника понимал, что никакой ошибки не было. Потери, неминуемые и оправданные, являлись следствием выбранного метода войны. Можно проглотить обиду и утереться. Простить. Забыть. Сделать вид, что ничего не удалось. И тогда бы никто не погиб.

Но.

Высшая справедливость и правосудие вершатся не богами или героями. Отмщение — дело рук человека.

Под фамилией Вайзен появилась надпись «уничтожен». Первый подобный вердикт на схеме, насчитывающей еще двенадцать полностью заполненных прямоугольников.

Смотря на только что написанные буквы и вслушиваясь в себя, человек понимал, что абсолютно пуст внутри. Результат достигнут.

Легче от этого не стало.

ПОСЛЕДНИЙ ДОВОД ПОБЕЖДЕННЫХ

Нельсон

Нет, я, конечно, понимаю, что такие понятия, как «честь» и «совесть», в настоящее время следует искать лишь в словаре. И бороться с этой особенностью нынешнего общества я даже не собираюсь. Я вообще в принципе спокойно могу воспринимать почти все, что творится в мире. Но это спокойствие обязательно куда-то девается, когда дело касается лично меня. Такая гнилостно-интеллигентская черта, не находите? Сродни всяким высокоумным рассуждениям на кухне, который отчего-то приводят к паре-другой пива, а не к революции.